Полудраматичный, полукомедийный «Гуд бай, Ленин!» — фильм о том, как принимать перемены, о том, что такое ложь, и, конечно, о любви. Мария Михайлова рассказывает о картине, которая смогла из истории одной семьи сделать портрет сразу двух поколений – и показать их исторически важный, неизбежный конфликт.
Алекс – обычный парень, который вместе с сестрой родился и вырос в ГДР. Его мать – преданная, идейная коммунистка и активистка, которая всеми силами старается помочь народу и партии. Она то и дело надиктовывает своей соседке письма с критикой и жалобами, и тратит уйму сил на то, чтобы поддерживать существующий порядок в обществе или, хотя бы, в своей семье. Поэтому, увидев однажды, как ее сына задерживают на антиправительственной демонстрации, женщина не выдерживает и теряет сознание. Обычный обморок превращается в затяжную кому, из которой она все же выходит. Впрочем, ее здоровье все еще под большой угрозой. Врачи отпускают пациентку домой, но предупреждают Алекса о том, что ей ни в коем случае нельзя волноваться. Меж тем, причин для волнений более чем достаточно. За долгие месяцы комы произошло эпохальное событие для всего германского народа – Берлинская стена была разрушена, ФРГ и ГДР исчезли, и западная культура, наконец, прорвалась на бывшую советскую территорию. Алекс понимает, что его мать не переживет таких изменений – для нее, как для идейной коммунистки, это станет в буквальном смысле крахом всего мира. Поэтому парень решает воссоздать в своей квартире прежнюю атмосферу ГДР – и начинает большую и сложную операцию по созданию искусных декораций прежней жизни.
Так в фильме начинает постепенно раскрываться основная тема «лжи во спасение». Во многом усилия Алекса кажутся забавными, особенно поначалу. Но чем дольше и глубже картина погружается в поставленный вопрос, тем более спорным становится ответ. Вскоре станет понятно, что большинство людей врет или готово соврать ради каких-то личных целей. Довольно быстро вскрывается и несостоятельность социальных и политических идей, в которые, казалось, так сильно верят люди. Тут же вскрывается удивительная способность человека к адаптации: вот он учит юных пионеров правильно маршировать под гимн СССР – и вот он же буквально через пару месяцев с упоением ест бургер из Макдональдса, позабыв про прежнюю вражду западного и «своего». Удивительно, что целая страна перестроилась на абсолютно новый стиль мышления так быстро и так безболезненно.
В этой связи особенно важным становится диалог поколений, которые живут по разные стороны исторических баррикад. История Алекса и его матери – утрированный образ, который намекает на то, как сложно бывает разным людям понять друг друга. Пропасть, которая разделяет детей и родителей, в данном случае выглядит особенно широкой и глубокой, и она не может не травмировать того, кто слабее – взрослого человека с четкими идейными взглядами. Потому то и вопрос о лжи выглядит здесь особенно актуальным: заслуживает ли человек, так свято веривший в свои идеалы, такого страшного разочарования? Простительно ли то, что сын обманывает мать, пусть даже и для ее же блага? На эти вопросы сложно дать какой-либо однозначный ответ. И в этом кроется одна из лучших сторон картины – она ставит сложные вопросы, но не забывает про юмор. «Гуд бай, Ленин!» смотреть легко и даже безболезненно – смешных, трогательных и светлых моментов здесь куда больше, чем трагичных. Кроме того, в картине есть ненавязчивая, но очень теплая любовная линия – она не позволяет фильму скатываться в пафос и излишние философские размышления.
При всех этих, в общем-то, отстраненных размышлениях на вечные темы, «Гуд бай, Ленин!» вполне ощутимо задевает актуальную политическую повестку. Изящно, на примере ГДР, авторы затрагивают весь тот резкий переход к новой жизни после распада СССР, который испытали на себе почти все россияне. По сути, гражданам пришлось пережить тот же шок, от которого Алекс пытался уберечь свою мать – и этот шок вырос в одно из самых темных десятилетий в стране за последние годы. Здесь возникает еще масса вопросов: стоило переходить к новой жизни постепенно или быстро, как бы оторвав пластырь? Можно ли было избежать такого «перехода»? Как жить со знанием того, что старые идеалы не совершенны, а новые ненадежны? На эти вопросы, впрочем, зритель должен отвечать самостоятельно.