Как нужно осмыслить «Бесов» Достоевского так, чтобы сделать на их основе исключительное социальное кино про Китай 1960-х? Один из самых сложных и ярких французских режиссеров – Жан-Люк Годар – поставил перед собой именно такую задачу, сняв «Китаянку». О том, что у него получилось, рассказывает Мария Михайлова.
Картина вышла в прокат в 1967 году и стала одной из самых передовых в движении активно развивающегося в то время «политизированного» кино. Кроме того, фильм получился провидческим: уже через год после выхода картины и во Франции, и в Китае начались глобальные революционные изменения. Речь идет о «красном мае» в Париже – социального кризиса, который вылился в массовые беспорядки, и о китайском культурном «скачке», которому положили начало студенческие волнения в Пекине. Годар уловил грядущие изменения и в Европе, и в Азии: так и получилось, что француз снял кино о китайском учении Мао, с необъяснимой точностью указав на внутренние процессы обеих сторон света.
Сюжет в этом фильме – далеко не самое главное, а потому он довольно расплывчат и лишен строгой фабулы или большого количества каких-то конкретных действий. События фокусируются вокруг группы студентов, которые пытаются осмыслить происходящее в стране и в их среде. В частности, день за днем, в тесном кругу они усиленно роются в идеях и учениях Мао Цзе-Дуна, пытаясь отыскать в них ответы на вопросы, которые мучают всех. Как меняется мир под воздействием его революционных идей? Кем они станут в этом новом мире? Нуждается ли человечество в таких изменениях вообще?
Картина Годара – острое социальное политизированное высказывание, основанное, впрочем, не на классическом формате рассказанной истории, а на символах и знаках. Сами герои доносят свои идеи до публики, используя формат театральной импровизации – потому и сам фильм не выглядит утверждением, а скорее – знаком вопроса. Сам Годар, несмотря на то, что во время съемок называл себя «левым анархистом», обнаруживает здесь отличную самоиронию – его герои зачастую выглядят комично, несмотря на разумность и осмысленность собственных взглядов. Конечно же, здесь звучит масса маоистских цитат, но фильм чудесным образом избегает облика «агитки», в основном – благодаря дерзкому, почти хулиганскому монтажу Годара. В сочетании с обилием образов (ярких, очень запоминающихся и при этом сугубо личных), «Китаянка» становится не просто разъяснением или тем же предсказанием, а субъективным восприятием идеологии. Здесь картина и открывает свою настоящую красоту: она идеально балансирует на грани между философским эссе и свободным перфомансом. А значит, она открывает зрителю не просто взгляд режиссера или мыслителя, а точку зрения человека, который смотрит на мир под разными углами и в разных образах. Конечно, такой подход к съемкам неоднозначен, ведь автор не пытается занять взвешенную или эмоциональную позицию, а вместо этого постоянно прыгает с одной точки восприятия на другую. Но в этом и заключается непосредственность Жан-Люка Годара – а как к ней относиться и можно ли воспринимать все его странные образы всерьез (фигура в черном платье, диалоги о маосизме во время мытья окон, сравнения Франции с немытой посудой) – решать уже зрителю.
Персонажи здесь, как и сюжет, конечно, идут уже вторым планом, после диалогов и вдумчивых высказываний о марксизм-ленинизме – так может показаться вначале. На деле же именно герои фильма делают его таким живым и человечным, превращая формат бесконечного философствования на кухне и несколько вычурных театральных презентаций в рассказ о людях, которые ищут себя накануне революции. Особенно в «Китаянке» выделяется Энн Вяземски – возможно, потому, что для нее эта роль была как бы исторически предписана. Происхождение актрисы – из древнего именитого русского рода Вяземских, и любые рассуждения о революционных движениях отражаются на ее героине каким-то особенным светом. Ну и, конечно, Вяземски просто отлично исполнила свою роль: женственно, с достоинством и совершенно не наигранным интеллектом в облике. Неудивительно, что Годар женился на актрисе уже во время съемок фильма.
«Китаянку» сложно описывать и еще сложнее давать ей оценку: как любой фильм-размышление, фильм-эксперимент, она расплывчата и лучше всего подходит под описание «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Но тем, кто не побоится увидеть, это кино готово подарить какие-то совершенно особенные идею и настроение. И не помешают ни рассуждения о маосизме, ни непривычный монтаж, ни размытая мысль Годара.
